Религия, образование, культура: необходимость диалога

Так что пессимистический взгляд на результативность воспитательных усилий, оказывается, имеет довольно давнюю историю.

В 1949 году, незадолго до своей смерти в Париже, на ту же тему, но с поправкой на полтора века прогресса размышлял выдающийся русский религиозный философ С. Франк: «То, что еще сорок лет тому назад казалось невозможным - отчасти даже десять лет тому назад - казалось абсолютно невозможным в европейском человеке, воспитанном на началах античной культуры, христианского и великого гуманистического движения новой истории, - рабство, по жестокости далеко превосходящее его формы в древности, массовое истребление народов, обращение с человеком, как со скотом, циничное презрение к самым началам права и правды - осуществилось с поразительной легкостью. Так называемый человек культурный внезапно оказался обманчивым призраком, реально он обнаружил себя неслыханно жестоким, морально слепым дикарем, культурность которого выразилась только в одном - в изысканности и усовершенствовании средств истязания и убийства ближних». Казалось бы, написав такое, он полностью загнал себя в тупик отчаяния, но философ в своих размышлениях идет дальше: «Жизнь, полная мучительных трудностей и трагизма, все же лучше гибели, смерти и разложения, и мужество в сочетании с трезвостью выше, значительнее, в каком-то смысле разумнее мужества, питаемого только иллюзиями. Нужда в оптимистических иллюзиях только обличает, что человек внутренне не готов к тягчайшим испытаниям борьбы, и питаться этими иллюзиями - значит рисковать капитулировать перед подлинной трудностью борьбы, быть не в силах переносить героический смысл человеческой жизни. В остроте и отчетливости для нас впечатления о вековечности борьбы между силами света и тьмы, в невозможности для нас каких-либо воззрений - все равно, научных или богословских, - основанных на ее игнорировании, заключается духовное своеобразие нашей эпохи»*. Таков трезвый метафизический взгляд на смысл жизни человека, имеющего глубокие религиозные корни. В нем разгадка вопроса: почему люди, искренне верующие, наиболее достойно переносили все тяготы и немыслимые испытания минувшего века? Здесь нет попытки столкнуть две позиции, противопоставив бессилие культуры всемогуществу веры. Напротив, цель этих заметок обозначена в названии: «Религия, образование, культура: необходимость диалога». Порядок перечисления субъектов диалога неслучаен: образование сегодня оказалось в центре, оно - перекресток на пересечении дорог. Одна из них привычно выложена накопленными позитивными знаниями, сцементирована гуманистическими традициями нового времени. Другая - призрачна, эфемерна, устремлена в небо и возведена на основе великих прозрений и интуиции человечества. Как с наименьшими потерями сблизить обе?

Нужен ли педагогу, выполняющему земные задачи, этот взгляд с заоблачных высот? Необходим прежде всего для сохранения мужества, к чему и призывал С. Франк. Вторая половина ХХ века потребовала его не в меньшей степени, чем первая, а начало нового тысячелетия, к сожалению, также не добавило оснований для оптимизма. События 11 сентября 2001 года в Америке продемонстрировали, что высокий уровень экономики и технологической оснащенности - еще не гарантия безопасности. А, казалось бы, абсолютно нематериальные духовно-нравственные и религиозно-идеологические проблемы, например, цивилизационной несовместимости, будучи нерешенными, становятся грозным дестабилизирующим фактором. Оказалось, что у определенной части наших современников могут возобладать абсолютно иррациональные, метафизические эмоции, затрагивающие глубинные основы личности, толкающие на гибель, воспринимаемую как радость и озарение. Сказанного, полагаю, достаточно, чтобы осознать: человечество в целом переживает очередной системный кризис. Должен ли педагог быть знаком хотя бы с некоторыми его признаками? Определенно, иначе он окажется в затруднительном положении врача, не имеющего точного диагноза, но самоуверенно пытающегося старым испытанным настоем из трав лечить все без исключения болезни нового тысячелетия, не зная их этиологии, симптоматики и особенностей протекания.

Кризис идентичности катализировал рост национального и конфессионального самосознания. На фоне копившихся десятилетиями взаимных обид и претензий этот процесс не мог не привести к росту ненависти и агрессии.

Следующая черта нашего духовного кризиса - бурная мифологизация сознания. Известный западный философ Э. Кассирер справедливо утверждал, что в критические периоды общественно-политической жизни миф вновь обретает свою вековую силу. В настоящее время мы имеем дело с калейдоскопом мифов, которые очень часто ошибочно принимаются за идеологию, - о державе, которую мы потеряли, о западном рае и многие-многие другие. Из подземелья истории вновь выползает злобный «арийский» миф, вдохновляющий бритоголовых подростков на погромы и избиение людей. Наиболее агрессивные мифы обладают способностью к переплетению. Так незаметно образуется гремучая смесь из национализма, коммунизма и клерикализма, терроризма. Удельный вес каждой из этих составляющих может быть разным, а итог всегда один - отравленное сознание, в какой бы блестящей идеологической оболочке оно ни представало.

Мировоззренческие проблемы, характерные для постсоветского пространства, многократно обостряются глобальным, общемировым цивилизационным кризисом. Вот лишь некоторые его признаки:

• Все более обостряющийся конфликт глобального и этнического. Философ Г. Померанц пишет в одной из своих работ: «Глобальная угроза в виде озоновой дыры требует глобальных решений, но нет воплощения вселенского духа, способного захватить сердце, и наступление рациональной, пошлой, космополитической культуры вызывает яростное сопротивление этносов, конфессий и национальных культур». Отсюда рост фундаменталистских настроений не только в исламе.
• Кризис сциентистской картины мира. Энергия, заданная еще Аристотелем, многократно усиленная позитивизмом и рационализмом, иссякает. Люди перестают верить в исключительно рациональное постижение мира, избавляются от иллюзий линейного прогресса. (Педагоги, в силу специфики профессии, - медленнее остальных.)
• Крах автономной морали - основы безрелигиозного и атеистического гуманизма. ХХ век убедительно доказал, что ценностная вертикаль неизменно рушится, коль скоро не опирается на чувство Священного.
• Преодоление в сознании избыточного антропоцентризма, то есть слишком преувеличенной веры в мощь человека, сопровождающееся кризисом веры в человека вообще.

Таким образом, на пороге ХХI века мы столкнулись с кросскультурным шоком, который лишь усугубляется специфической постсоветской ситуацией.

Очевидно, что названные проблемы и противоречия в обозримом будущем сами собой не разрешатся, волшебным образом не исчезнут. Значит, придется учиться жить среди этих противоречий подобно больному-хронику, знающему о своем заболевании и предпринимающему все от него зависящее для более-менее терпимого течения болезни. Глубинные проблемы, о которых шла речь выше, будоражат общественное сознание, бросают зловещий отсвет на страну в целом и на школу в частности. Тем временем в жизнь вступают новые поколения, и школу невозможно закрыть на переучет ценностей в ожидании очередной философской и культурологической ревизии. В таких обстоятельствах крайне драматичным становится положение российского педагога, который вынужден брать на себя ответственную задачу формировать личность молодого человека. Но в одиночку педагогам с этой задачей не справиться. Для противостояния хаосу, абсурду, агрессии как никогда необходима мобилизация всех культурных ресурсов.

Разумеется, сам по себе призыв к единению недорого стоит, коль скоро не будет найдено то общее, главное, существенное, что позволит всем нам вопреки естественному различию верований, культур, убеждений включиться в общую работу на заповедной территории детства. На заре нового тысячелетия, избавляясь от иллюзий линейного прогресса, разделяя взгляд на историю как на непрерывную цепь усложняющихся нравственных задач, начинаешь осознавать важность методологической идеи философа В. С. Библера, утверждавшего, что мы живем в период смены логики, которой руководствуется человечество в своем стремлении понять мироустройство. А именно: от одной логики, рациональной на данном этапе, мы переходим к диалогике - диалогу различных логик. Совмещение различных логик, о которых говорить философ, есть не что иное, как трезвое осознание необходимости и возможности всесторонне обсуждать общие проблемы на разных языках - мировоззренческих, конфессиональных, этнокультурных. На этом пути достигаются целостность и выверенная ценностная ориентация образования. В значительной степени интуитивно, на ощупь, образование в целом, и школа в частности, поворачивается к этой методологической идее, отдавая должное не только позитивным научным знаниям, но и чрезвычайно важному опыту прозрений и откровений, накопленному человечеством.

Но сразу возникает тонкий, деликатный вопрос: о соотношении светского и духовного образования в школе. Для вдумчивого педагога очевидно: одновременно с кризисом автономной (не базирующейся на святынях) морали и крахом атеистического гуманизма кончилась эра безрелигиозного воспитания. Стыдливое умолчание этой реальности связано с европейской гуманистической традицией светского образования, с принципом свободы совести и техникой безопасности поликонфессионального государства, опасающегося обострить, наряду с этническими, конфликты межрелигиозные. Очевидно, что в нашей стране, находящейся на перекрестке культур, цивилизаций и конфессий, государственная школа должна быть светской. Но быть светской не означает непременно оставаться агрессивно атеистической. Такое понимание, к счастью, уже наступило. Но тонкое совмещение двух логик - процесс постепенный, до крайности сложный, на практике чреватый опасными заблуждениями и тяжелыми срывами. Эклектичные конъюнктурные попытки механического совмещения несовместимого, в основе которых стремление торопливо сшить на живую нитку земное и небесное, выглядят курьезно, вызывают раздражение, сеют новые раздоры. (В одном из пособий по биологии вычитал такой перл: «Человек произошел от обезьян по образу и по Божьему». «Я, конечно, атеист, но атеист православный», - а это из выступления высокопоставленного чиновника, руководителя одного из регионов.) Наиболее взвешенной и разумной мне представляется позиция французского педагога и инспектора министерства образования Филиппа Лобстейна: «Не оскорбить ничьих убеждений, научить каждого понимать чужие взгляды, видеть нравственное начало любых религиозных установлений, будь то Рамадан или Великий пост, - это и есть светское воспитание на практике. Ибо его основной принцип: безоговорочное уважение к человеку во всем, включая религию, поскольку религиозное чувство - неотъемлемая часть человеческой природы (выделено мной. - Авт.). Государство является светским в силу вынужденной отстраненности, его забота - не допускать ни привилегий, ни притеснений ни одной из религий, которые исповедуют его граждане. Светское же образование зиждется на общности человеческих ценностей и заботится о том, чтобы не обойти вниманием ни одну из граней современной цивилизации. Не допуская однобокой пропаганды, оно предполагает для каждого возможность самоутверждения и сохранения своего подхода к миру при полном уважении к чужим взглядам.

Требуются особая деликатность и доброжелательность, чтобы не сказать ничего, что могло бы вызвать упреки хоть кого-нибудь из родителей. Не говорить дурного о людях - не с этого ли начинается терпимость? Если же кто-то заявит протест, надо суметь объяснить свои намерения, желание показать связь культур, что возможно при широте ума и бережном отношении друг к другу.

«Школа - единственное место, где могут встретиться те, кто разделен стенами домов»*.

В стране, где, по меткому выражению философа Г. Померанца, часто пытаются взамен веры отцов возродить ненависть отцов друг к другу, мы пока слишком далеки от деликатности и доброжелательности. У меня нет попытки идеализировать положение дел в других странах, хотя бы в той же Франции. К сожалению, ксенофобия - явление почти повсеместное. Не будем забывать, что пресловутая политкорректность американцев была оплачена убийством Мартина Лютера Кинга. Речь идет лишь о выверенной безупречной позиции профессионального педагога, понимающего, с каким опасным горючим материалом он имеет дело. Отступление от нее ведет к весьма печальным последствиям.

В одной из школ с так называемым этнонациональным компонентом автор этих строк увидел приказ директора, запрещающий изучение сказки «Три поросенка» в начальной школе в силу некошерности персонажей. Некошерным оказался также Колобок, поскольку замешен на сметане. Звучит как анекдот, но, к сожалению, это правда. Спрашивается: кто сам себя загоняет в культурное гетто? В другой гимназии прошел семинар православных физиков, определивший своеобразную педагогическую сверхзадачу: каждый урок физики должен приводить к идее бытия Божьего. Как это корреспондирует с заповедью «Не поминай имя Господа Бога своего всуе»? Наконец, не так давно умиленные средства массовой информации сообщили о том, что настоятель одного из монастырей договорился с РАО ЕЭС о «божеских ценах» на энергоносители для своего богоугодного заведения. Значит, для школ и больниц эти цены могут быть безбожными и даже дьявольскими? Воистину не ведают, что творят...

Не менее остра и болезненна проблема межэтнических отношений. Касаюсь ее потому, что для большинства людей, не искушенных в теологических тонкостях, вопрос веры приобретает преимущественно национальную окраску. Осознание принадлежности к той или иной конфессии помогает им обрести национальную идентичность. Поэтому выяснение межрелигиозных отношений происходит отнюдь не в форме богословских диспутов. Горючий материал здесь накапливался десятилетиями, а в ряде случаев и столетиями. Неконтролируемые эмоции, затрагивающие глубинные чувственные основания личности, едва ли могут быть обузданы в обозримой перспективе. Другое дело, что сильное правовое государство способно держать их под контролем, не допуская эксцессов на этой почве. Но глубина вопроса не сводится только к неукоснительному обеспечению конституционных гарантий прав и свобод граждан любой национальности (хотя и эта проблема у нас не решена до сих пор). Тем не менее во многих развитых странах мира, где диктатура закона давно стала реальностью, а не вожделенной мечтой, люди проявляют озабоченность по поводу происходящих демографических сдвигов цивилизационной несовместимости мусульманского и христианского миров, всерьез говорят о начавшихся религиозных войнах. Реакцией государственных органов на возрастающую тревогу граждан стало ужесточение визового режима и миграционного законодательства.

Человек, живущий на границе культурных миров, с его страхами, фобиями и реальными проблемами - это ведь почти про каждого из нас, вне зависимости от того, является ли он адаптированным оптимистом, успешно строящим сегодня собственную жизнь, или изгоем, болезненно переживающим свою маргинальность.

Само по себе накопление тревожных фактов, которые мы сегодня даже не можем до конца осмыслить, - не основание для паники и уж тем более для скоропалительных решений. Между тем именно метафизический страх перед зримыми и грядущими цивилизационными сдвигами толкает многих к поиску простых, быстрых и окончательных решений. Но, как показала новейшая история, такие «решения» всегда чреваты насилием, террором и неисчислимыми жертвами. Тем временем в жизнь вступают новые поколения, не имевшие такого страшного опыта. В эпоху всеобщего смятения умов их неискушенность создает благоприятную почву дл попыток подкрасить тоталитаризм и выдать методы Гитлера и Сталина за спасение.

Отсылать российского человека, ощущающего вполне понятную тревогу за будущее своего этноса, к схожим проблемам в других странах психологически верно, поскольку позволяет с холодной головой рассматривать эти кровоточащие в прямом и переносном смысле проблемы на чужом материале.

Я полностью разделяю убеждение В. Маканина в том, что формирование толерантности относится прежде всего к педагогической сфере и в первую очередь к воспитанию семейному. Разумеется, общество в целом и школа в частности должны делать все от них зависящее для разъяснения принципов, лежащих в основе общечеловеческой солидарности, но у нас плохо верят абстрактным принципам. Другое дело - живые личные примеры близких и родных ребенку людей. К сожалению, действенных примеров противостояния ксенофобии на бытовом уровне пока не так много. Скорее, наоборот, чаще предубеждение против «чужого» и даже ненависть впитываются, что называется, с молоком матери. Тем более мы должны обстоятельно и квалифицированно разъяснять родителям их место и роль в предотвращении эксцессов на этнической и религиозной почве.

Как же трудно учителю, не искушенному в тонких вопросах культурологии, этнопсихологии, теологии, философской антропологии и т. д., разобраться во всем этом! Но разбираться неизбежно придется, если мы не хотим Чечни в общероссийском масштабе. Мне могут возразить: слишком преувеличиваю роль образования, а точнее, воспитания в разрешении сложных кризисных вопросов переживаемой эпохи. Пусть политики, экономисты, футурологии, военные и другие специалисты находят выходы из тупиков цивилизации. Но в том-то и дело, что любые оптимальные решения остаются в головах их авторов или ожидают лучших времен на бумажных и иных носителях до тех пор, пока не проведена необходимая педагогическая работа, вне зависимости от того, направлена она на детей или на взрослых. Лучше бы - на тех и других одновременно. Вертикальные разговоры, о которых вел речь писатель Маканин, есть не что иное, как осознание деятелем культуры особой, ничем не заменимой роли педагогики в новом тысячелетии. Любые силовые или политические решения сложных вопросов истории и культуры, при всей их вынужденной необходимости и оправданности, лишь задают определенную рамку, внутри которой происходит своего рода «настройка жизни». Не в последнюю очередь этот процесс зависит от того, как организовано воспитание нации в целом и детей в частности. Так, например, после разгрома гитлеровской Германии, во исполнение соответствующих международных решений о денацификации, на протяжении более чем двадцати лет немецкие средства массовой информации систематически из месяца в месяц публиковали материалы, разоблачающие звериную сущность фашизма, а во всех школах был введен обязательный курс, раскрывающий эту больную для немцев тему. Отсюда и инициированное государственное покаяние немецкой нации - результат долговременной терпеливой педагогической работы.

Ничего подобного не произошло в отечестве нашем. Стоит ли после этого удивляться появлению причудливой гремучей смеси национализма, коммунизма и клерикализма, из которой в адском котле кое-кто пытается выварить консолидирующую национальную идею. Расчет на всеобщее смятение умов, неискушенность людей и их естественную тягу к национальной идее, за которую и выдается в конечном счете экстракт ненависти, страхов и фобий, ибо самый эффективный и одновременно примитивный способ сплочения людей - это поставить перед ними сакраментальный вопрос: против кого мы дружим?

Тем не менее невозможно отрицать реальные угрозы национальной безопасности страны, исходящие с разных сторон и из разнообразных источников. Государственный, национальный, конфессиональный и корпоративный эгоизм, подталкивающий государства и этносы к жестким несправедливым решениям с применением двойного стандарта, - слишком распространенное в мире явление, чтобы игнорировать его и не учитывать в тактике и стратегии воспитания юношества. В противном случае любой здравомыслящий человек вправе возразить: мы-то, конечно, всей душой за общечеловеческую солидарность, но пусть сначала все другие разделят эту позицию, а иначе мы рискуем оказаться, например, в положении М. Горбачева, распустившего Варшавский блок и немедленно получившего продвижение НАТО к нашим границам. Страх оказаться обманутым в силу собственного идеализма на фоне беззастенчивого эгоизма тех, кто в данный момент безоглядно эксплуатирует право сильного, - один из мощнейших побудительных мотивов, провоцирующих рост фундаментализма любого толка и оттенка. Меньше всего хотел бы разделить пафос комического персонажа мультфильма - кота Леопольда с его обращенным к мышам призывом: «Ребята, давайте жить дружно!».

Но представим на минуту, что правы те, кто убежден: отечество наше окружено исключительно врагами, мечтающими о его культурном и ином порабощении. Что предпринимает в такой ситуации мудрый патриот? Мобилизует для защиты все лучшие силы и ресурсы. Если мы хотим оградить юношество от наступления пошлой космополитической цивилизации Запада, то обязаны мобилизовать все выдающиеся достижения культуры - как своей, так и чужой, - необходимые для должного отпора. Сомнительную, чтобы не сказать - медвежью, услугу оказывают России те, кто вольно или невольно стремится превратить ее в своеобразный этнографический заповедник, забывая о том, что Америку можно открыть, а закрыть никому не удастся. Ревнителям стерильной чистоты национальной культуры отвечал еще А. Пушкин: «Но панталоны, фрак, жилет - ведь этих слов по-русски нет».

Как только китайцы завершили строительство своей Великой стены и успокоились, почувствовав себя в полной безопасности, начались застой, разложение и распри, что в конечном счете привело Поднебесную к краху. Нечто подобное произошло и с Византией. Аналогичные примеры из новейшей истории у всех на памяти. Искусственная самоизоляция еще никого не доводила до добра. В том-то и дело, что единственной и самой надежной гарантией от национальных катастроф является способность страны и нации к обучению. Таков главный педагогический урок всемирной истории. Между прочим, способность к обучению предполагает наличие такого общеучебного навыка, как умение выделять главное, существенное, помогающее отделить семена от плевел. Это подростку позволительно считать секс-шопы и ток-шоу западной культурой. Педагогу приличествует иметь более строгое представление о мировых достижениях как Запада, так и, разумеется, Востока, коль скоро мы находимся на цивилизационном перекрестке восток-запад. Только такой широкий контекст дает возможность по-настоящему оценить особое место отечественной культуры в высших ее проявлениях объемным, стереоскопическим зрением разглядеть плодотворный процесс взаимного обогащения культур.

Казалось бы, все это так очевидно, что не нуждается в аргументации, тем более обращенной к педагогам, получившим в свое время высшее образование. Но в который раз приходится убеждаться в том, что само по себе высшее образование (не будем задним числом оценивать его качество) не является гарантией защиты от страха и ксенофобии. Что говорить об учителе, когда среди деятелей науки и культуры, обремененных самыми высокими академическими и другими званиями, имеющих несомненные прошлые заслуги перед Отечеством, находятся люди, разделяющие самым агрессивные фундаменталистские взгляды и настроения. Дело в том, что обсуждаемые проблемы, помимо прочего, затрагивают самые глубочайшие ментальные эмоции человека. Прикосновения к этим сферам особенно болезненны и уже поэтому требуют повышенной деликатности по отношению друг к другу и уж, по крайней мере, осознания того очевидного факта, что есть такие тонкие вопросы, которые бессмысленно пытаться решать на рациональном уровне. В первую очередь это касается межконфессиональных отношений. Бесперспективно и бестактно обсуждать, чья духовность является наиболее тонкой и потому более точно отвечающей высочайшему промыслу. Для светской школы это просто недопустимо, но знать о подлинной глубине и остроте религиозных переживаний многих людей обязан и светский педагог, иначе рискует совершить непоправимые ошибки, нанести детям по своему неведению такие раны, залечить которые будет не под силу долгие годы. Одно неосторожное слово или ложная интонация - и вся долгая кропотливая педагогическая работа по выстраиванию межкультурного диалога окажется зачеркнутой. Начинать ее сначала почти бессмысленно, ибо образовавшаяся трещина в отношениях проляжет так глубоко, что любая попытка вновь приблизиться к больному вопросу даже из самых искренних и благородных побуждений будет лишь еще больше отягощать ситуацию. Примерам подобной педагогической некомпетентности несть числа. Это вполне объяснимо для страны победившего атеизма, переживающей ныне религиозный ренессанс, с неизбежным появлением большого количества неофитов, в том числе и среди учителей, стремящихся незамедлительно донести до своих воспитанников недавно открывшуюся им самим истину, забывающих, что перед ними - дети, в чьих семьях могут исповедовать совсем иные взгляды.

Федор Михайлович Достоевский однажды заметил, что если истина окажется вне Христа, он предпочтет остаться с Христом, а не с истиной. А вот совсем свежий пример. Не так давно в Москве состоялась презентация замечательной книги «Врата милосердия» о докторе Федоре Петровиче Гаазе (автор и составитель писатель А. Нежный). Всей своей жизнью доктор Гааз на деле реализовывал собственную моральную максиму: «Спешите делать добро». Будучи врачом и попечителем московских тюрем, он открыл первую в России тюремную больницу, добился смягчения условий жизни заключенных, до копейки истратил свой значительный капитал на помощь несчастным каторжникам и умер нищим. В народе его при жизни называли святым. Был он немцем и католиком, отдавшим все свои силы России. На презентацию книги собрались писатели, ученые, педагоги, представители разных конфессий. Во многих выступлениях преобладала мысль о продуктивности и необходимости межконфессионального диалога. Но тут слово взял редактор старообрядческого журнала А. Антонов - человек во всех отношениях интеллигентный, помимо прочего знаток отечественной и зарубежной философии. Отдав должное подвигу святого доктора, он сказал: «Что же касается объединения, то оно невозможно. Мы много веков боролись и будем продолжать бороться, отстаивая догматы своей веры. Но, - помолчав, добавил он, - иногда Бог устает от нашей борьбы, и появляются такие люди, как Гааз». Меньше всего редактор старообрядческого журнала заслуживает упреков в отсутствии толерантности. Он лишь обратил внимание собравшихся на опасность поверхностно интеллигентских представлений о путях достижения общемирового согласия в вопросах, затрагивающих глубинные ментальные эмоции людей.

Обо всем этом необходимо знать современному российскому педагогу, поскольку он осуществляет свою деятельность в сложных и запутанных религиозно-нравственных, идеологических и психолого-педагогических условиях. Вот лишь один из последних школьных примеров на эту тему. К учителю литературы обратился православный священник, отец одной из учениц. Он деликатно, но настоятельно попросил для своей дочери разрешения не присутствовать на уроках во время изучения романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита», в котором, с его точки зрения, дается искаженное представление о Христе и дьяволе. Робкие возражения учителя, суть которых сводилась к тому, что мы, дескать, изучаем светское произведение, где герой именуется Иешуа Га Ноцри, действия не возымели. Позиция священника осталась непоколебимой. Строго говоря, по отношению к собственному ребенку он имеет право на семейную цензуру. Получив согласие учителя на освобождение дочери от изучения «еретического» писателя, отец с достоинством удалился. Другое дело, что сегодня ему не понравился М. Булгаков, а завтра по тем же основаниям преданный церковью анафеме - Л. Толстой. Как это все контрастирует с позицией другого человека, тоже православного священника отца А. Меня. Когда его спросили, может ли роман Булгакова обогатить духовный мир христианина или, напротив, почему выбрана такая странная форма - «Евангелие от Воланда», он ответил: «Никакое это не Евангелие! Это роман, в котором есть лишь намеки на евангельскую историю, там нет Христа и Пилат там не Пилат, просто взяты некоторые черты. Книга может обогатить любого нормального человека (выделено мною. - Авт.). Она необыкновенная, волнующая, эта книга о любви, о вечности, о пошлости нашей жизни, о предательстве самого себя. Она полна остроумия и блеска, построена на контрастах. <...> Роман имеет к Евангелию весьма отдаленное отношение. Это не трактовка, не интерпретация, а просто другое и о другом. Видимо, Булгаков сделал это сознательно. Его, прежде всего, интересовала тема человека, «умывающего руки». Это огромная трагическая тема всего ХХ века. Никогда еще это невинное занятие не принимало столь зловещего характера и таких широких всемирных масштабов»...*. Такой ответ мог дать лишь человек, в котором естественным образом сочетались живая вера и подлинная образованность. Отсутствие одной из этих составляющих чревато либо обскурантизмом, либо цинизмом.

Подведу некоторые итоги. Спокойному диалогу в равной мере препятствует как излишняя истовость фундаменталистов и примыкающих к ним неофитов, так и поверхностная вера людей, не имеющих живого опыта глубоких религиозных переживаний. А диалог - это, пожалуй, главное, что необходимо сегодня: ровный, трезвый разговор без истерик и излишних восторгов, при максимальном, искреннем стремлении понять друг друга. Подготовка его - важнейшая задача школы нового тысячелетия. В противном случае, не найдя взаимопонимания, мы рискуем получить технологически оснащенное и до зубов вооруженное общество с первобытным или средневековым менталитетом. Последствия развития такого сценария слишком хорошо известны антропологам. В период вьетнамо-американской войны к первобытному охотничьему племени горных кхмеров попали американские карабины. Освоив новое оружие, туземцы за несколько лет истребили фауну, перестреляли друг друга, а оставшиеся в живых спустились с гор и деградировали*. Принципиальная невозможность остановить бурное научно-техническое развитие, несущее, помимо благ, серьезные угрозы человечеству, вынуждает ученых искать выход из цивилизационного кризиса. Продуктивную гипотезу выдвинул недавно А. Назаретян. Он вывел некий закон технико-гуманитарного баланса, суть которого заключается в том, то выживают те общества, где, наряду с развитием технической мощи, совершенствуются культурно-психологические механизмы сдерживания и сублимации агрессии. Перекос в ту или иную сторону ведет либо к потере динамики развития (обессиливанию), либо к самоуничтожению. Эта гипотеза представляется чрезвычайно продуктивной, прежде всего, с позиций грамотного реалистичного определения стратегии развития образования, поскольку обращает внимание на недопустимость перекоса в отборе его естественно-научного и гуманитарного содержания. Гуманитарная составляющая образования, при таком взвешенном взгляде, перестает казаться избыточным для современного человека рудиментом, некоей сентиментальной данью безвозвратно ушедшему прошлому, но, напротив, приобретает статус своеобразной техники безопасности человечества. На первый взгляд этот подход достаточно очевиден и не нуждается в защите. Но в такой стране, как наша, в срочном порядке решающей задачу всесторонней модернизации, при отборе содержания образования слишком велика опасность победы утилитарного прагматизма, точнее того, что излишне торопливые люди принимают за практичность и прагматизм.

Между тем баланс, компромисс, постоянное поддержание и сохранение хрупкого равновесия - не только альфа и омега стабильности общества, но и разумный путь определения его образовательной стратегии.

Надо отдавать себе отчет в том, что в сложном, дифференцированном обществе нет и уже не может быть единой идеологии. А следовательно, и трудно надеяться на выработку универсального социального заказа на образование, который в одинаковой степени устроит всех: верующих и атеистов, «адаптированных оптимистов» из среды успешных бизнесменов и тонких интеллигентов, предпочитающих духовность презренной пользе. Слишком по-разному они видят будущее своих детей. Кроме того, у нас существуют многочисленные социальные слои и группы, которые пока смутно представляют себе собственную образовательную стратегию. Тем более в таких условиях сомнительно опираться на какую-либо одну-единственную парадигму образования. На мой взгляд, более продуктивным представляется поиск путей кооперации различных педагогических парадигм. В основе такой кооперации - постоянный диалог религии, образования, культуры.

Преодоление глубинного страха перед новой надвигающейся геополитической реальностью - задача в первую очередь психолого-педагогическая. На форуме российской интеллигенции в г. Уфе в ноябре 2000 года об этой проблеме убедительно говорил писатель В. Маканин. Примечательно и глубоко симптоматично, что тонкий и менее всего склонный к дидактизму (если судить по его творчеству) писатель сознательно поставил себя в педагогическую позицию:

«В вопросах религиозных, вопросах сложных, конечно, главное - эта самая толерантность, то бишь терпимость. И это не решается просто хорошим и добрым отношением, хотя, в общем, в основе лежит это...

Каждый человек, который бывает сейчас за границей, скажем, в Германии, очень скоро заметит перемены, которые там произошли. Перемены сводятся к тому, что улицы стали грязнее, нет былой чистоты, вылизанности знаменитой немецкой. Всюду слышна турецкая речь. Всюду вы видите группки детей по пять-семь человек, которые бойко говорят по-турецки. И сам колорит, сам вид не вызывает сомнений в проблеме, которая возникла в Германии и которая там известна. Что поделать! Турки строили Германию давно, строят ее и сейчас и имеют там очень мощное влияние с точки зрения демографии.

Та же проблема есть и в Англии. Тот, кто бывает там, сразу видит, что Англия, Лондон наполовину черный, совсем черный - негры! В большом количестве. Это есть везде. Проблемы возникают всюду... Я к тому это говорю, что не надо пугаться проблем. Проблемы есть везде. И мы в каком-то смысле не понимаем их. И людям не дано их знать. Мы не понимаем тех процессов, которые нас сотрясают, которые нас меняют. И всякое нагромождение фактов не должно пугать, потому что, ну ей-богу же, жизнь держится чем-то более крепким, чем вот эти факты: столько-то миллионов, столько-то заболело... Я в этом смысле оптимист, и я думаю, что эти проблемы всегда остаются, всегда были. И всегда будут.

Все умеют говорить, и особенно в кулуарах. Все получается сбалансированно и гладко. И все эти разговоры (я их называю горизонтальными) очень естественны и могут легко снять проблему. Но гораздо важнее разговоры - вертикальные - я их называю. В многонациональной стране, которой осталась Россия и которой она пребудет, это чрезвычайно важные разговоры. Я имею в виду разговоры внутрисемейные, разговоры от поколения к поколению, когда старшие говорят с младшими. Вот где терпимость, вот где суть проблемы!

Так-то мы всегда договоримся и найдем общий язык, а вот там договориться... Я вообще убежден, что национальный вопрос решается на кухнях, не на собраниях.

Автор: Е. Ямбург

Освіта.ua
31.07.2008